Леди Искусительница - Страница 5

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Не успела она выкрикнуть это, как похолодела.

Ее брат.

Боже. Эдвин. Он много лет угрожал упрятать ее куда-нибудь за то, что она, по его мнению, вела себя недостойно Хиллиардов. Неужели он видел ту картину? Неужели все это связано с ней?

Кейт решила не паниковать. Она отказывалась верить, что брат смог бы заточить ее за поступок, которого она не совершала. Когда она увидит его, она так ему и скажет.

Хотя лучше бы ей совсем не встречаться с ним. Ей надо найти выход прежде, чем он совершит что-нибудь непоправимое.

Карета ехала слишком быстро. Кейт держалась за ремень, но ее все равно кидало из стороны в сторону. Если она попытается спрыгнуть, то скорее всего разобьется. Она громко засмеялась. В жизни есть вещи пострашнее, чем разбитая голова, и эта маленькая прогулка чревата многими из них. Она выпрыгнет, и будь что будет.

Набрав в грудь воздуха, она перекрестилась и взялась за ручку двери.

Ручка не поддалась. Она попыталась повернуть ее, подергала. Бесполезно. Двери были каким-то образом заблокированы. Решив, что можно по крайней мере привлечь внимание прохожих, она снова попыталась отодвинуть кожаные шторки — и обнаружила, что те прибиты гвоздями. Она и в самом деле оказалась в заточении.

Только теперь она начала понимать, насколько безнадежным было ее положение. Проклятый Эдвин.

Ей надо как-то связаться с Дикканом. Он вступится за нее. Он по крайней мере сможет пригрозить ее брату всеобщим порицанием, а Эдвин не переносил таких вещей.

Диккан где-то в тридцати милях отсюда хоронит отца. Слишком далеко, рассчитывать на быстрое спасение не приходится. К тому же Диккан слишком потрясен внезапной смертью отца, чтобы озаботиться проблемами Кейт.

Ей следовало быть умнее. Раньше она не попадала в такие переделки. Почему сейчас?

— Пожалуйста, — громким шепотом произнесла она, зная, что ее мольба не будет услышана.

На постоялом дворе люди только начинали осознавать — что-то случилось. Конюхи привыкли видеть кареты, выезжавшие на дорогу через эту каменную арку. Целое поколение молодых щеголей отказывалось покидать постоялый двор иначе, чем под аркой. Поэтому очевидцы происшествия не слишком удивились, увидев пожилую леди, стоявшую в большом недоумении с открытом ртом и издававшую невнятные бессмысленные звуки. Похоже, молодая леди, с которой она разговаривала, уехала, оборвав разговор. Даже тем, кто не отличался сообразительностью, было ясно, что старушка не совсем в своем уме.

Прохожие неодобрительно смотрели, как старая леди заметалась с криками: «Сабинянки!» — все еще протягивая руку в сторону уехавшей кареты.

Но когда она начала петь, все замерли и не сводили с нее глаз.

— Трэшер, сюда! — пела она, откинув голову и раскинув руки. — Трэшер, сюда! Леди Кейт. За ней! Она в карете! За ней. Трэшер, сюда!

И словно во всем этом был какой-то смысл, внезапно из-за угла от конюшен выбежал нелепый человечек в малиновой, с золотом, ливрее и бросился к старой леди.

— Я говорю — туда! — пела старая женщина, указывая рукой в сторону улицы, на которой только что исчезла карета. — Четверка гнедых, незнакомый кучер. За ними, Трэшер, ступай!

Эта сцена никого не оставила равнодушным. А тощенький, угловатый мальчишка, ни секунду не помедлив, помахал старушке и помчался вслед карете, как заяц, в которого выстрелили из ружья. Что до старой леди, она осталась стоять как стояла, слезы текли по ее щекам. Люди, остановившиеся послушать пение, покачали головами и разошлись по своим делам.

Кейт лихорадочно обшаривала карету. Не для того, чтобы бежать; она знала, что карета очень прочная, в ней трудно проделать брешь. Она искала оружие. Надежды найти его почти не было, попытка стоила ей новых синяков, ведь ее бросало ее из стороны в сторону, но она упорно обдирала подушки и боковые стенки салона, разрывала все, что можно, пока внутренность кареты не стала выглядеть так, как если бы внутри бушевало обезумевшее животное.

Разница небольшая, думала она, впадая в еще большую ярость от того, что ей не удалось для собственной защиты вооружиться ржавой пружиной. Все, на что она могла рассчитывать, — три шляпные булавки и туфли. С другой стороны, она не раз весьма результативно использовала шляпные булавки.

Если бы только ей удалось проделать отверстие и увидеть дневной свет. Карета, казалось, сомкнулась над ней, лучи солнца не проникали внутрь, остались только сумрак и скорость.

«Ублюдок», — повторяла про себя Кейт, хотя из всех оскорблений, которые она могла бы обрушить на голову брата, это было самым несправедливым. Эдвин по праву был герцогом Ливингстоном, обладателем всех титулов и привилегий, рожденным для «земляничных листьев».

Он совсем не походил на их отца, который был хорошим герцогом, заботившимся о своих людях и щедрым к своему окружению. Его искренне оплакивали, когда он умер. Когда его сменил Эдвин, Кейт быстро поняла, что отныне во всем будет много показного и никакой искренности.

Беда заключалась в том, что у него была власть. А это означало, что в качестве главы семьи он имел право распоряжаться ее жизнью.

Должно быть, она в конце концов задремала, пристроив голову на раскуроченное сиденье. А когда проснулась, было совсем темно. Она сразу поняла, что ее пробудило изменение скорости. Карета замедлила ход, они поворачивали.

Неужели Эдвин привез ее в замок Мурхейвен? Неужели у него хватит наглости тащить ее в дом, отбивающуюся и вопящую? Если это Мурхейвен, тогда Диккан рядом. Здесь хоронят его отца.